Рейтинг:   / 537
ПлохоОтлично 


Соколов: «Я был на двух войнах, в самом их пекле…»
Известный советский кинооператор Борис Александрович Соколов на войне снимал  кинохронику, его кадры вошли во многие документальные фильмы периода Великой Отечественной войны, а тем – в мировую историю. В частности, фильмы «Знамя Победы над Берлином водружено», «Берлин», «Разгром Японии» и другие. Он очевидец знаменательных исторических событий, вошедших в историю. Борис Александрович участвовал в съемках подписания акта о безоговорочной капитуляции Германии и Парада Победы в Москве. Награжден орденами и медалями. В послевоенные годы работал на Центральной студии документальных фильмов, на Мосфильме, на телевидении. Лауреат Сталинской премии, заслуженный деятель искусств РСФСР, почетный кинематографист России.


В 1941 году окончил операторский факультет ВГИКа и получил направление на Московскую студию кинохроники. Уже шла война…
– Борис Александрович, как вы стали кинооператором? Что вас влекло к кинокамере?
– Подарок отца. Когда я учился в девятом классе, он подарил мне фотоаппарат «ФЭД». В то время это была и роскошь и редкость. Так для меня не стало вопроса «кем стать»?  Окончив школу, я решил учиться на кинооператора.
– Ваш отец Александр Андреевич имел отношение к кинотехнике?
– Никакого. Он служил в армии, а когда демобилизовался, наша семья переехала из Петрограда в Москву. Жили мы в районе Тишинской площади, считайте в центре города.
Вскоре отец стал певцом оперной студии при Московской консерватории, у него был хороший голос, и его притягивала к себе искусство. Когда началась война, он в числе первых вступил в военное ополчение Краснопресненского района и ушел воевать. Весной 1942 года он погиб под Вязьмой. Там шли тяжелые бои, немцы рвались к Москве.
– А как для вас началась война?
– Те дни запомнились на всю жизнь. Летом 1941 года я проходил практику на Московской студии кинохроники. Нас, студентов, направили на съемку в подмосковный город Коломну. Представьте, первый съемочный день был назначен на 22 июня. Только мы приехали в Коломну, а тут по радио объявили: война! Мы сразу вернулись в Москву с одной только мыслью: попасть во фронтовую киногруппу. Уже в Коломне мы знали, что создаются такие группы. Но попасть на фронт было нелегко, в эти группы шел отбор строже, чем на вступительных экзаменах. Одних выпускников отправили на фронт рядовыми, других в военные училищами, чтобы стали офицерами. А нас с Михаилом Посельским, моим однокурсником и другом, оставили на студии ассистентами – ждите. Конечно, мы все время просились на фронт, но каждый раз начальство говорило: «Идите,  работайте!» В октябре нас с другими ребятами эвакуировали в город Куйбышев, потом в Алма–Ату. Здесь Мише повезло. Его включили в киногруппу, которая формировалась в столице. Оттуда он попал в Харьков, где шли тяжелые бои, потом он был в Сталинграде, в Польше и Германии…
Я тоже рвался на фронт, но на все мои просьбы и письма ответ был короткий: «Не представляется  возможным». До 1944 года я снимал репортажи о трудовых делах под лозунгом «Все для фронта, все для Победы!» Думал, все, на фронт не попаду. Но вдруг пришла телеграмма, чтобы меня немедленно отправили в Москву. Вот тогда я и понял: наконец–то моя мечта сбудется. И не ошибся. Меня сразу же отправили на 1–й Белорусский фронт под Варшаву. Там я встретился с Мишей. Он сказал: «Так судьба повелела. Теперь будем вместе».
– Как началась ваша фронтовая жизнь?
– Имевший фронтовой опыт, Миша быстро ввел меня в курс дела. Мы стали с ним одной парой. Дело в том, что кинооператоры на войне работали в основном парами. Так было удобно: один снимает события крупным планом, другой – общем. Время было на вес золота. Пропустишь миг, останешься без важного кадра. Конечно, главным было не просто снять, а сложить сюжет. В обычной обстановке все можно спокойно осмыслить, а в бою решали мгновения, даже не секунды, и решения принимались мгновенно, немедленно.
– Борис Александрович, вы помните свою первую фронтовую съемку?
– Мне кажется, что помню всю, а первую – особенно. Это было на берегу Вислы. Нам дали задание снять бойцов 1–й Польской армии, которая была сформирована из частей бывшей дивизии имени Костюшко. Части этой армии находись близ Варшавы, сражаясь в составе советских войск. С Мишей Посельским мы снимали польских артиллеристов, их подготовку к наступлению. Нашли поручика, родом из Варшавы, попросили, чтобы он стал нашим сопровождающим. Он не мог нарадоваться: «Скоро будем в Варшаве!» Каждую ночь были слышны из–за реки громкие взрывы. Это немцы методично дом за домом уничтожали город, стирая Варшаву с лица земли. А вскоре польская столица, вернее то, что от нее осталось, была освобождена…
– А что снимали после освобождения Варшавы?
– В декабре 1944 года советских операторов распределили по частям вдоль линии фронта.  Нам с Мишей выпала съемка форсирования Вислы, атаки на город Радом, который оказался на стыке двух наших фронтов. Обстановка была трудная – январь, холод, плотный огонь врага. Немцы боролись отчаянно, понимая, что после Вислы будет их земля. В город, который был нам намечен, мы вошли с нашими передовыми частями.
– Страшно было снимать под вражеским огнем?
Кто говорит, что страха не испытывал, тот лукавит. Когда мы готовились к освобождению Варшавы, немцы постоянно обстреливали берег реки, занятый Советской армией. Мы ездили на съемки на автомобиле по «дороге смерти» – так называли улицу, пролегавшую вдоль Вислы на нашей стороне. Как только на ней появлялся наш автомобиль, немцы его тут же засекали и обстреливали на опережение, стремясь попасть в машину. Но нам везло, они в нас не попадали.
– Рассказывали, что вам удалось даже снять двойника Гитлера?
– Да, было и такое. Во дворе здания рейхсканцелярии, где лежала куча убитых немцев, наши бойцы нашли труп, очень похожий на Гитлера. Казалось, это и есть фюрер. Во всяком случае, таким мы его видели на фотографиях. Только на лбу у него была дырка от пули да перебит нос. Узнав об этом, я решил заснять тело. Приехали к зданию рейхсканцелярии, а нас туда не пускают, выставленная охрана требует пропуск. А где его взять? Охрана объясняет, куда пройти – спуститься в полуподвал и пройти метров 20 – 30 до комнаты коменданта. Спустились. Перед нами страшная картина. На полу лежат раненные эсэсовцы, укрытые шинелями, рогожами, словом, чем попало, стонут, что–то бормочут. Среди них узкая дорожка, по которой можно пройти к  коменданту. Разрешение на съемку я получил, но труп оказался лишь двойником. Ни личный фотограф Гитлера, ни его дантист труп не опознали. Да и носки у этого «фюрера» оказались штопанными, чего  никак быть не могло.
– Вам не раз приходилось снимать ужасы фашизма…
– Да, на войне довелось увидеть много страшного. В Познани, в тюрьме, я впервые увидел гильотину, на которой немцы отсекали человеческие головы. Слышал много раз, а увидел впервые. Мы ее сняли. Вторую гильотину мы с Мишей сняли в Берлине, в тюрьме Плетцензее. Нам сказали тогда, что в этой тюрьме был казнен руководитель немецких коммунистов Эрнест Тельман. Мы искали эту тюрьму на предмет съемок. Конечно, нашли. Это было на второй день после взятия Берлина.  Казалось, город мертв, вокруг мертвая тишина, ни звука. Тюрьма было открыта, свежий ветерок гулял во дворе. Мы прошли в помещение, где стояла гильотина, такая же, как в тюрьме Познани, только большая. Здесь были желоб и корзина, в которую скатывались головы, лилась человеческая кровь. Рядом, на стенах, торчали железные крючья. А вокруг, вы не поверите, была идеальная чистота как в клинике дантиста, всюду чистый белый кафель. Нам сказали:  «Здесь пытали людей, на этих крючьях их подвешивали». Пояснили: «Именно здесь терзали заговорщиков, которые в июле 1944 года организовали заговор против Гитлера». Им даже удалось взорвать бомбу в помещении, где Гитлер проводил заседании, но фюрер уцелел. Один из участников положил портфель с бомбой под столом, но его случайно отодвинули в сторону. А всех заговорщиков после пыток казнили. Окна в помещении были большие, света много, и нам удалось сделать уникальные кадры. Кстати, кинорежиссер Андрей Тарковский использовал ту нашу тюремную съемку, правда, познанскую,  в своем знаменитом фильме «Иваново детство». Об этом мало кто знает.
– А как было со съемкой в самом городе?
– Хотелось зафиксировать все, что видели. Мы знали, что снимаем уникальные кадры, которые останутся в истории. Во время уличных боев сняли танковые атаки, выкат орудий, артиллеристов, бьющих прямой наводкой вдоль улиц, по домам, перебежки наших пехотинцев. Мы снимали все, что представлялось нам существенным, понимая, что кадры поверженного Берлина – большая история, что показать ее надо честно и правдиво.
– Известно, что вы присутствовали при подписании акта о капитуляции Германии…
– Тот момент остался незабываемым на всю жизнь. Все, что помню, не стирается в памяти. К этому времени на фронт был командирован кинорежиссер Юлий Райзман с заданием снять полнометражный документальный фильм о взятии Берлина. Он поручил мне и Мише Посельскому снимать прибывающую для подписания акта о капитуляции немецкую делегацию. Мы отправились на аэродром Темпльхоф, на который прилетели американцы и англичане и на который отдельно доставили уполномоченных немцев. Дождались их прилета. Вот открывается дверь самолета, на котором доставили побежденных. В проеме самолета появился фельдмаршал Вильгельм Кейтель, бывший начальник штаба верховного главнокомандования вермахта. В руках у него маршальский  жезл. Он поприветствовал присутствующих, но ему никто не ответил. Конечно, это сценка выглядела смешно – побитый и поверженный хочет улыбнуться, словно ничего не произошло.
С аэродрома Кейтеля и его свиту отвезли на автомобилях в пригород Берлина – Карлсхорст. Здесь в столовой немецкого военно–инженерного училища подготовили помещение для подписания акта о капитуляции, установив осветительные приборы, взятые с немецкой киностудии. Кейтелю и его приближенным выделили двухэтажный особняк, который охраняли воины стран – победителей СССР, США и Англии.
Мы приехали в Карлсхорст вместе с ними. К немцам на съемку нас не пропустили. Мы сразу же доложили об этом Райзману. Юлий Яковлевич связался с руководством, и тут же последовала команда: разрешить пройти в особняк одному советскому кинооператору. Как быть, ведь нас двое? Мы с Мишей разыграли, кому идти. Выиграл он и довольный направился в здание. Я отдал ему свой фотоаппарат, попросив, чтобы он снял все и на фото. У меня есть эти фотографии: вот Кейтель сидит в кресле, рядом его ассистенты –генерал и адмирал. Подписание акта состоялось 9 мая, после полуночи. Съемка была поручена нашим известным операторам, среди которых был и Роман Кармен. Мне он дал задание помочь в организации съемки, и вместе с ним я отправился в бывшую столовую,  которая вошла в мировую историю.
– Как проходила капитуляция Германии?
– Четко, по–военному. Но Кейтель вел себя нагло, как на аэродроме. Странно, что в таком положении он держался высокомерно. Вошел в комнату, поднял свой жезл, подав знак приветствия. Но ему, как и прежде, никто не ответил. Все только усмехнулись. Кейтель постоянно играл своим лорнетом, словно хотел выставить себя непобежденным. Конечно, видеть такое было странно. Но главным в тот исторический час был наш полководец Георгий Константинович Жуков, который командовал при подписании акта о капитуляции Германии. Он говорил четко, отрывисто, уверенно, как и говорят победители. Все поняли главное: кровавая война завершена.
В результат Нюрнбергского процесса Кейтеля казнили вместе с другими нацистскими  главарями через повешение. То был справедливый конец фашистской своры за все ее совершенные преступления.
– Когда для вас закончилась война?
– В мае состоялись сборы для съемок Парада Победы в Москве, назначенного на 24 июня 1945 года. Казалось, всё, военная съемка на этом завершена. Потом мне пришлось побывать на войне с Японией, пройти через пустыню Гоби, преодолеть Хинган, дойти с нашей армией до берегов Желтого моря. Но настроение уже было другое, не то, что в начале войны с Германией. Мы были уже другие, мы были победителями.
– Буквально на днях немецкий канцлер побывала в Москве, встречалась с нашим президентом Владимиром Владимировичем Путиным. После этой встречи политологи некоторых стран стали говорить о подъеме Германии, которая снова становится ведущей в Европе. Выходит, она снова становится сильной…
– Вы, наверное, не забываете прошлое: да, дважды Германия становилась в ХХ веке сильной и дважды устраивала большие войны. Наверное, в третий раз этого не случится, ведь политики хорошо знают историю. Третью осечку они не должны позволить никому.  Уроки истории надо всегда помнить и никогда не забывать.


Виктор Джанибекян Фотографии из личного архива Б. А. Соколова.

Добавить комментарий


Защитный код
Обновить

Галерея

О нас

Мы являемся группой неравнодушных журналистов, иногда работающих в других изданиях, но всегда выражающих свое личное мнение в рамках этого проекта.

Свяжитесь с нами

   

https://teknonebula.info/